Казахстан. Стачка больше, чем жизнь

Забастовка для рабочих по-житейски необустроенного Жанаозена в последние несколько лет стала образом жизни, методом самоидентификации и самоутверждения

Если вечерний Актау встретил группу алматинских журналистов духотой, то утренний Жанаозен на следующей неделе – испепеляющим зноем. Областной центр с нефтяной столицей области соединяет 160-километровая дорога, пересекающая серо-желтую выжженную пустыню без единого дикорастущего деревца. Все немногочисленные деревья здесь – это элементы антропогенного ландшафта, появившегося вместе с нефтяниками во второй половине прошлого столетия. Края дороги усеяны мусором, а овражки у ближайшей к трассе смотровой площадки на великолепную впадину Карагие заполнены пластиковыми и стеклянными бутылками. На въезде в Жанаозен нас встречают составы “наливников” на железнодорожном полотне и блестящие цистерны Казахского ГПЗ. Газ здесь дешев, и им пользуются больше, чем бензином, хотя водилы признаются, что газ сушит двигатель.

И многоквартирные дома, и частные двухэтажные коттеджи в городе Жанаозен того же цвета, что и пустыня вокруг. Позже по дороге на промыслы нам покажут несколько новых социальных домов, построенных недавно, но в целом Жанаозен – это город, выстроенный в советское время. В нем почти нет деревьев, а значит, и тени, в которой можно укрыться от обычного в этих местах в июле сорокапятиградусного пекла. Тут очень жарко, очень пыльно и очень хочется пить.

Давно здесь сидим
В Жанаозен журналисты приехали, чтобы разобраться в затянувшемся противостоянии руководства АО “Разведка Добыча “КазМунайГаз”” (РД КМГ; разрабатывает месторождения Узеньской группы, а также находящийся к северу от Актау Каражанбас) и бастующих нефтяников. Рядом со штаб-квартирой “Озенмунайгаза” (ОМГ) нас встретил невысокий человек в белой бейсболке с логотипом “КазМунайГаза”, столь же белоснежной футболке с цветастым рисунком посередине и надписью “dive” (англ. “нырять”. – “ЭК”), кажущейся нелогичной в этой знойной пустыне, и брюках, цветом под стать и пустыне и большинству местных строений. Это был пресс-секретарь РД КМГ Даулет Жумадил, который ввел прибывших журналистов в курс того, что здесь происходит.

Бывший когда-то вахтовым поселком, Жанаозен в последнее десятилетие стал, пожалуй, наиболее динамично растущим городом страны и столицей оралманов (динамика обеспечивалась не столько высокой рождаемостью, сколько миграцией репатриантов). С 60 тыс. в 2000 году на сегодня население города выросло почти до 120 тыс., продолжая расти в среднем на 3-4 тыс. в год.

Забастовка в городе стартовала 27 мая, когда на работу не вышли 1,5 тыс. сотрудников ОМГ, требовавших повысить заработную плату, национализировать нефтяные компании и освободить из-под ареста юриста Наталью Соколову, выражавшую интересы бастующих нефтяников на АО “Каражанбасмунай” (КБМ). Главное “зарплатное” требование рабочих ОМГ – перемножить их нынешнюю зарплату на отраслевой (1,8) и территориальный (1,7) коэффициенты. Если верить РД КМГ, то сегодня средний уровень зарплат на ОМГ находится в коридоре 250-300 тыс. тенге в месяц. Согласно требованиям бастующих, они хотят получать 500-600 тыс. Рабочие КБМ требуют такого же перерасчета начислений плюс довести их зарплаты до уровня тех, что получают их коллеги в ОМГ. РД КМГ (который ежегодно выделяет городу около 2 млрд тенге) эти требования отвергает, мотивируя тем, что данные коэффициенты уже сидят в зарплате нефтяников, ими проиндексирован минимальный стандарт оплаты труда (МСОТ), а довести зарплаты КБМ до ОМГ не позволяет экономика проектов.

Суд признал начатую рабочими забастовку незаконной акцией. Далее последовали митинги рабочих и их разгон, увольнения невыходящих на работу нефтяников и визиты в Жанаозен оппозиционных политиков. С ростом числа уволенных к требованиям бастующих добавился пункт о восстановлении забастовщиков на прежних должностях. Вскоре последовало заявление акима Мангистауской области Крымбека Кушербаева о том, что всех уволенных трудоустроят, которое бастующие восприняли как принятие этого их требования, но в РД КМГ заявляют, что не примут незаконных стачечников обратно.

На ОМГ 4 НГДУ (нефтегазодобывающих управления), при которых работают 4 УОС (управления обслуживания скважин). Массово бастуют именно сервисники, а не классические нефтяники: операторы добычи нефти и газа и операторы подземного ремонта скважин (пээрэсники).

Сейчас, по данным РД КМГ, на ОМГ официально бастуют чуть более 1225 человек из 9 тыс. рабочих (13%). По данным забастовщиков – 80%, а по словам источника среди непримкнувших к забастовщикам – 70-60%. РД КМГ сообщает, что на КБМ бастуют около 40% из 4,6 тыс. рабочих. Компания уже уволила 310 человек с ОМГ и 160 человек с КБМ за “грубейшее нарушение должностных обязательств”. Потери добычи составили на ОМГ свыше 200 тыс. тонн (годовая добыча – 6,3 млн), на КБМ – около 12 тыс. тонн (годовая добыча – 1,9 млн). Перманентные забастовки на ОМГ продолжаются с 2008 года, за последние 2 года здесь сменилось 5 руководителей.

Еще Даулет Жумадил поделился тем, что находится в Жанаозене почти безвыездно уже полтора месяца, как и несколько других сотрудников РД КМГ, из которых на время забастовки сформировали главное оперативное управление (ГОУ). Сотрудники ГОУ постоянно общаются с бастующими и взаимодействуют с журналистами. Недавно Даулет выполнял миссию не из приятных: зачитывал в эфире местного ТВ списки уволенных, из-за чего многие жанаозенцы теперь смотрят в его сторону недобро. К слову, корреспондент “ЭК” тоже это заметил, как и то, что здешние люди вообще настороженно встречают приезжих.

Штрейкбрехеры поневоле
В небольшом вагончике, где располагается центр управления НГДУ-3, журналистов встретил главный инженер этого НГДУ Шынгыс Айткулов с несколькими коллегами. Все инженеры были похожи – коренастые, крепкие, с коричневыми от загара лицами мужики лет 40. “Прекратив добычу, очень сложно восстановить ее до прежнего уровня”, – печально сказал он.

“Что обидно, именно май, июнь и июль самые благоприятные для поднятия добычи месяцы, – вклинился в разговор какой-то его коллега. – У нас высоковязкая, высокопарафинистая нефть, поэтому лучше всего добыча идет в летнее время, когда жарко (на 20-30% выше, чем зимой). Наша нефть застывает при +33°, поэтому вдоль трубопровода стоят печи”. Оказалось, что НГДУ-3 добывает больше остальных (в прошлом году – 1,6 млн тонн нефти). Рядом на стендах висели графики добычи нефти на НГДУ-3: показатели постоянно росли начиная с 2000 года, а теперь даже это замечательное НГДУ ждал спад. Было заметно, что инженеры, общавшиеся с журналистами, этого боялись, ведь снижение добычи означало невыполнение плана, что в свою очередь означало отсутствие премии и общее снижение зарплат.

“Поймите, что РД находится под микроскопом. За нами пристально следят фискалы, профсоюзники и энпэошники. Стоит нам сделать неаккуратное движение, нас сразу приведут в суд. Поэтому наши юристы четко следят за тем, чтобы деятельность компании соответствовала трудовому законодательству, – убеждал журналистов в дороге по промыслам Даулет Жумадил. – Кое-что мы даже доплачиваем из того, что не по закону требуется: территориальный коэффициент 1,7, который не платят другие нефтяные компании. Мы доплачиваем пенсионерам – по 70 тыс. тенге в год. Это, конечно, немного, но все же. Помимо этого, помогаем углем, бесплатной подпиской на газеты…”

После обеда журналистов повезли смотреть небастующих нефтяников. Миновав памятник первому нефтяному фонтану Узеня, наш микроавтобус подъехал к скважине, вокруг которой шла работа. У скважины стоял кран, и два пээрэсника с его помощью загоняли внутрь тонкую трубу. Рядом с работающими стояли еще два человека в спецовках и, заложив руки за спину, обсуждали работу первой пары. Оказалось, что это был один из начальников цехов ПРС НГДУ-3 с помощником.

“А ваши рабочие присоединиться к забастовщикам не собираются?” – в лоб спросил у него кто-то из журналистов. “Без комментариев”, – отрезал начальник цеха, продолжая обсуждение. Понимая, что прессе охота поговорить с простым работягой, Даулет попросил подозвать одного из трудившихся на скважине. Начцеха крикнул работнику. Тот обернулся в сторону шефа, потом будто нехотя оставил работу и не спеша подошел к нашей группе. Флегматичный на вид парень лет двадцати пяти назвался Сабырханом и рассказал, что получает он хорошо (в среднем 300 тыс. в месяц), имеет жену-домохозяйку, троих детей и иномарку. Единственное, что его беспокоит (к этому присоединились и его начальники), что вместе с зарплатой нефтяников растут цены в местных магазинах, а местные власти это никак не контролируют.

Мы спрашивали, но Сабырхан не сказал ни слова о тех, кто бастует. И дело даже не в том, что продолжающих работать часто запугивают звонками, прокалывают шины и разбивают стекла их машин (а недавно авто одного небастующего работника и вовсе сожгли). Их провоцируют сделать “мужской поступок” – присоединиться к забастовщикам, подкладывая в выдаваемую после чистки спецодежду женское белье. Бастующие – не просто коллеги этих невольных штрейкбрехеров, они их земляки, соплеменники, часто родственники. Поэтому Сабырхану и его работающим коллегам приходится, наверное, тяжелее всего – пытаться сохранять равновесие в этой скользкой ситуации, когда брат уже не уважает брата, но еще не поднимает на него руку.

Над головой пронесся истребитель

Предусмотрительный Даулет высадил нас на трассе метров за двести до лагеря бастующих, которые расставили тенты у ворот УОС-5. “Если они меня увидят, то с вами разговаривать уже не станут”, – сказал он и умчался, попросив позвонить, когда понадобится забирать нас отсюда.

Не доходя пятидесяти метров до лагеря, нашу пятерку замело песочной пылью. Из нее мы вышли уже другими, пожалуй, более близкими этим людям, одетым в темные очки, панамы или бейсболки и с непременно натянутыми на носы “противопылевыми” платками. Их было около пятисот человек мужчин и немного женщин, лежащих и сидящих группами под бежевыми тентами, натянутыми на куски арматуры.

Их недоверие к визитерам чувствовалось, хотя последние уже представились журналистами. “Откуда вы приехали, кто вас привез?” – с порога недовольно начали спрашивать бастующие. В тени у “Газели” с закрытым кузовом нас встретила маленькая женщина – машинист поддержки пластового давления (ППД) IV разряда НГДУ-3 Роза Тулетаева, которая оказалась одной из лидеров бастующих и голодающих. “Конечно, полтора миллиона они не дают, как говорят. Получала бы я полтора, я б тут не ложилась. У меня четверо детей дома”, – сказала она. На прямой вопрос о собственной зарплате машинист ответила уклончиво: “То, что они дают – это мизер. Дело не в том, много или мало, а просто то, что нам положено по трудовому кодексу, нам не выплачивается”. Потом машинист ППД призналась, что в январе 2011 года получила 239 тыс. Это в целом соответствовало данным РД КМГ, по которым за 4 месяца этого года ей было в среднем начислено 342 тыс., а выдано 247 тыс. В 2010 году ей начислили в среднем 282 тыс., а получила она 208 тыс. При этом машинист была уверена, что оплата труда с прошлого года только ухудшилась.

В доказательство низких зарплат бастующие начали показывать жировки. Действительно, изучая жировку одного из нефтяников, я увидел, что при начисленных 300 тыс. тенге около 65 уходит на подоходный налог, пенсионные и прочие выплаты, но на руки попадает только около 190 тыс. На вопрос, куда делось 50 тыс., хозяин жировки разводил руками: “Зависает где-то”. Позже в разговоре с представителями РД КМГ выяснилось, что этим “где-то” являются местные банки, в которых у нефтяников по нескольку потребительских кредитов.

Скоро вокруг журналистов собралась толпа людей, некоторые подошли с камерами, каждый наперебой рассказывал о несправедливостях, чинимых их начальниками: у одного забастовщика ребенка сняли с автобуса, направлявшегося в санаторий, к другому пришли домой, позвали старушку-мать и сказали, что ее сын уволен, та упала в обморок. “Они хотят, чтобы мы продались китайцам и за 150 тысяч работали, – резюмировал один уже пожилой бастующий. – На самосожжение пойдем, нам терять нечего”. Он был уверен, что местный и областной акиматы работают в спайке с РД КМГ.

Кроме самосожжения в толпе говорили и о возможности отделения от Астаны. “Адайцы (большинство местных казахов представители именно этого рода; представителей других национальностей в городе почти нет) люди духовитые. Как пожелают, так и сделают”, – предупредил нас один осведомленный местный источник.

У стоящего рядом парня в красной кепке я спросил, что делается властями для обустройства города. “Для обустройства тут ничего не делалось. Тут же на остановке летом невозможно стоять! Сейчас впервые за 20 лет они в городе систему водоснабжения меняют. Только в этом году 43 млрд тенге выделили, чтобы улучшить положение, – он вспомнил недавно утвержденную программу развития города. – Но никаких условий и никакого развития тут нет. Хочешь учиться – надо ехать в Алматы, а там только чтоб проживание обеспечивать, надо миллионы получать”.

“В поселке Шетпе китайцы решили построить цементный завод, дали объявление, что принимают на работу девушек от 18 до 25 лет. Почему они так говорят? – недоумевал другой пожилой стачечник. – Там люди собрались, так в сорока метрах над ними пролетел истребитель. Хотел разогнать народ. Вот что он делает, Кушербаев этот. А китайцы знают, что наши чиновники продажные”. “Вы же казахстанские ребята, – подскочил ко мне угрожавший самосожжением. – Земля наша? Ты же не хочешь, чтоб китайцы тут хозяйничали? Ты за нас или за них?” Я честно поклялся, что за них, не за китайцев. Как удалось позже выяснить из материалов местной прессы, хозяин цемзавода – немецкая HeidelbergCement AG, а 90 китайцев, приехавших в Шетпе на строительные работы – лишь подрядчики.

Неожиданно из толпы вышла одна из лидеров бастующих и голодающих, одновременно член профсоюза оператор V разряда НГДУ-1 Наталья Ажигалиева, о которой уже много писали в СМИ. В отличие от большинства стачечников, имевших вид сердитых крепышей, у этой женщины были заметны следы физического и нервного истощения. “Если нам будут платить деньги, которые нам положены по закону, то в среднем у каждого рабочего зарплата должна составлять 500 тысяч! – проговорила она. – Коэффициенты, которые прописаны в жировке, они не выплачивают”.

Кстати, профсоюз, который мог бы канализовать стачечный пыл рабочих, раскололся. Одни его члены участвуют в забастовке и являются ее лидерами (как г-жа Ажигалиева), другие советуют бастующим акцию свернуть, ведь это против решения суда, а значит, вне закона. Но в нынешней ситуации профсоюз уже мало чем может помочь. Раскол распространился за пределы трудового кодекса. Большинство забастовщиков испортило отношения не только с начальством и коллегами, но и с родными, которым звонили люди из РД КМГ и просили повлиять на своих стачечников. “Родственники уж и дверь не открывают”, – тоскливо признался мой собеседник в красной кепке.

Когда аргументы иссякают
Оставаться в лучшей жанаозенской гостинице “Аруана” на ночь было невозможно: номер здесь стоил 20 тыс. тенге, в нем было душно и жарко, и словно в знак солидарности со стачечниками в гостинице отказали все кондиционеры. Не дожидаясь темноты, мы уехали в Актау, где на другой день в офисе АО “Каражанбасмунай” встретились с заместителем гендиректора РД КМГ по корпоративному развитию Аскаром Аубакировым.

Офис КБМ, к нашему удивлению, оказался переделанной жилой пятиэтажкой, обнесенной железным забором. Время было около трех часов дня, и перед парадным входом рассредоточились около 300-400 человек – бастующих из Каражанбаса. Рабочие сидели – не шумели, а в шесть вечера группами начали спокойно покидать место забастовки.

Г-н Аубакиров ждал нас на пятом этаже с несколькими папками документов. Замдиректора неторопливо рассказал, что соцпакет в ОМГ составляет 93 тыс. тенге на человека в месяц – это праздничные премии, медстрахование для рабочих и членов их семей и детские путевки (предоставляются бесплатные путевки для детей до 13 лет), помимо отпускных предоставляется материальная помощь в размере 60 МРП. Также рабочим по линии РД КМГ в банках предоставляются ссуды под 2% (потеряв работу в компании, ставка повышается до 20%). “В РК ни одного коллективного договора, по соцпакету похожего на договор на ОМГ и “Эмбамунайгазе”, – заявил г-н Аубакиров.

Что до зарплат, то по новациям трудового кодекса постоянная часть зарплаты на вредных производствах увеличилась с 55 до 75% – несколько сократилась премиальная часть. Территориальный и отраслевой коэффициенты доплачиваются всем. “Зарплата рабочих на ОМГ самая большая не только по отрасли в РК, но и в сравнении с РФ”, – поручился топ-менеджер. Он доложил, что средняя зарплата на ОМГ и КБМ – 1100 долларов, притом что производительность – чуть более 550 тонн на человека (700 на ОМГ, 430 – на КБМ), тогда как на схожих промыслах в Волжском регионе (компании “Татнефть” и “Башнефть”, около 700 тонн и 3,5 тыс. тонн соответственно) средняя зарплата – 600 долларов.

Показалось, что г-н Аубакиров понимающе относится ко всем участникам забастовки, единственный человек, к кому у заместителя гендиректора РД КМГ отношение резко негативное – Наталья Соколова. По его словам, она была руководителем отдела HR в КБМ, но потом нашла место получше и ультимативно потребовала у КБМ 86 млн тенге компенсации за вредные условия труда. Те отказались, тогда г-жа Соколова в письменной форме (г-н Аубакиров показал документ) пригрозила взволновать рабочих тем, что их зарплаты на самом деле должны быть в три раза выше. “Конечно, когда г-жа Ажигалиева услышала, что должна получать не 300, а 900 тыс., она в это искренне поверила, – подытожил он. – Но надо же думать, что если человека уволят, то вслед за ним без куска хлеба останутся несколько его безработных родственников”. Помимо прочего, г-н Аубакиров заверил, что набрать в Жанаозене 900 человек (а именно столько тогда официально бастовали) – не проблема. “Но мы не идем на увольнение всех, потому что верим, что часть из них обманули, мы ждем, что люди возвратятся на работу”, – сказал он.

В борьбе с логикой
Юридически в этом конфликте все ясно. Но всем, кто знаком с ситуацией, понятно, что это не трудовой конфликт, а скорее ментальный. И в таких противостояниях правота доказывается не документами, а готовностью жертвовать и убежденностью, что “наше дело правое”. Бастующие подкрепляют свою уверенность в правоте тем, что уже почти два месяца сидят на жаре, а некоторые даже голодают. Руководство РД КМГ – тем, что показало общественности все документы и даже не побоялось отпустить журналистов на разговор с бастующими. В битве правоты и твердости ничья не взяла, и никто из сторон не знает, что будет дальше.

А пока мы являемся свидетелями социокультурного феномена, сложившегося под действием неповторимого адайского менталитета, знойной пустыни, больших нефтяных денег и общей неуютности региона. Например, обыкновенная забастовка здесь – это не только инструмент, позволяющий заявить общественности о своих претензиях работодателю, начать трудовой спор и добиться улучшения условий труда и его оплаты. Забастовка для этих людей – своеобразный тест на коллективизм: ты еще наш или уже их. Причем меркой этой самоидентификации (“мы” и “они”) служат абстрактное чувство справедливости и конкретная решимость бороться и не сдаваться.

Крепят коллективизм жанаозенских рабочих не только общая трудовая биография, общий работодатель. Эти несколько сотен людей искренне считают, что оказывают первое сопротивление отечественным продажным чиновникам и бессовестным капиталистам, а также внешнему опасному и коварному врагу – китайцам. И ощущение себя боевым отрядом сплачивает. Не зря в этом краю так гордятся тем, что в конце XVII века прогнали из Мангистау туркмен, будто это было вчера.

Посторонний наблюдатель не сможет не признать, что поведение бастующих и их требования нелогичны. Но логично ли то, что при огромных деньгах, которые выкачивались государством из Жанаозена, в городе нет фонтанчиков и скверов, пивнушек и хороших развлекательных центров, где люди могли бы отдохнуть и развеяться после работы в выжженной солнцем пустыне? По-видимому, единственное, чем могли бы похвалиться горожане – это новенький спорткомплекс, но им уже хвалится РД КМГ, потратившая на него 2 млрд тенге.

Здесь своя логика, базирующаяся на суровом пейзаже, нелегком труде и невысоком уровне образования. Из учебных заведений в городе только школы да техникум, готовящий лишь нужных нефтянке спецов. Отсюда и архаичность почти средневекового сознания людей, всерьез верящих россказням про китайцев, забирающих девиц, и про авиацию, направленную на разгон бастующих. Нефти здесь хватит еще на 20 лет, но если как можно скорее не начать реально обустраивать регион, качественно учить и лечить людей, предлагать им другие, ненефтяные промыслы, то целиком в средневековье они уйдут уже завтра.

Сергей Домнин
№28-29 (319) /18 июл 2011,

Источник – Эксперт Казахстан
Постоянный адрес статьи – http://www.centrasia.ru/newsA.php?st=1310989560

по теме:

Забастовка нефтяников в Казахстане. Примирительная комиссия?

Кахстан. В Мангистауской области продолжается забастовка нефтяников

Забастовка в Казахстане. Встреча с властями закончилась скандалом

Казахстан. Забастовка нефтяников. На митинг в Актау вышли аксакалы

Казахстан. В любой момент в отношении митингующих нефтяников может быть применена сила

Казахтан. Осужден лидер бастующих нефтяников «Каражанбасмуная»

Казахстан. Все больше людей вовлекается в забастовку нефтяников в городе Жанаозен

Казахстан. Лидера бастующих нефтяников «Озенмунайгаза» оставили под арестом

Казахстан. В Жанаозени вот-вот полыхнет