В.З.
Собственно, анархисты и анархистки не обязаны быть историческими материалистами и просто умными людьми, а иногда так хочется, чтоб хотя бы глупости не говорили. Начнем издалека.
У анархистов нет определенной теории революции. Впрочем, анархизм (как бы вам не казалось обратное) стоит на вполне научной, рациональной основе. То есть история, политическая экономия, социология и прочие отрасли гуманитарного знания вполне могут использоваться для анализа политической действительности.
Революции не приводят к смене «формаций», как утверждает российский красно-коричневый националист Дмитрий «Гоблин» Пучков, а за ним и некоторые анархисты. Собственно, история не знает ни одной революции, которая бы автоматически привела к смене формации. Буржуазная революция во Франции ликвидировала отсталую форму государства и открыла путь к перевороту в сфере экономики и права. Кстати, это самое право систематизировали и окончательно оформили уже при контрреволюционере Наполеоне.
«Великая» и «октябрьская» революция долгое время даже для большевиков была всего-то навсего этапом февральской революции 1917 года. Ее скромно называли Октябрьским переворотом.
Концепцию «социалистической революции» придумали позже, когда потребовалось обосновать историческую значимость большевистского правления. То есть кардинального изменения характера государства. Мол, до этого все было как-то не так, а вот после 7-го ноября начал воплощаться рай на земле. То есть большевистская версия «социализма». Но никакого социализма в СССР не было.
«Военный коммунизм» был временной формой военного управления, предполагающей ограничение свободы рынка. Ленин, кстати, видел такие «социалистические меры» у всех воюющих стран и считал их полезным методом обобществления при капитализме. Впрочем, уже в 20-х годах он и другие большевики от этой идеи отказались. В СССР был введен «капиталистический» НЭП, который официально не прекращался до самого распада государства. Особенно НЭП укоренился в госсекторе, который выстраивали как прибыльное капиталистическое предприятие. Строй характеризовался доминированием единой государственной супер-корпорации во всей экономике и монополией одной партии в буржуазном (в правовом смысле) государстве. СССР даже имитировал институты парламентаризма и разделения властей.
То есть даже такое драматическое событие, как Октябрьский переворот не привело к «смена формаций». Вообще-то все эти «формации», «источники», «составляющие» и т.д. имеют мало отношения к учению Маркса. Это положения идеологии «марксизма», которая имела своей целью объяснить окружающим мир и подогнать его под партийную догматику.
Революции не происходят по «программе партии». Революционные организации имеют программы, но ни одна из них в полном объеме не реализуется. Наоборот, часто осуществляются идеи проигравших фракций, а не победителей. Так, например, было с аграрной реформой при власти большевиков. До начала коллективизации отношения в сельском хозяйстве строились по эсеровским лекалам и привели впервые к становлению капитализма в деревне, потому что Октябрьский переворот ликвидировал помещичье землевладение и ростовщичество. То есть у аграрного предпринимательства не осталось старых врагов. Большевикам пришлось устроить массовое ограбление (коллективизация) убийство (голод 1932-1933гг) крестьян, чтоб изъять их имущество и не допустить угрозу сноса большевистской интеллигентско-бюрократической элиты «мелкобуржуазной стихией» крестьянства.
«Свобода, равенство и братство» являются важными французскими республиканскими ценностями. Вы же не верите, что они являются реальностью на 100% и для всех? Конечно, все это благое пожелание, идеологическая рамка для центристских и левых политиков. Этот нереализованный лозунг и сегодня влияет на ценности общества и его культуру. То есть красивые слова могут быть не только ложью, но и неким обещанием. Кажется, еще Сорель утверждал, что вера в прогресс является единственной ценностью, которой правящий класс готов поделиться с угнетенными.
Контрреволюцию устраивают не только контрреволюционеры. У революционеров это получается эффективнее. Если вы помните историю революций 1917 года и Великой Французской, то вы будете вынуждены признать, что на каждом витке группа революционеров выступала против их углубления и развития, а все закончилось тем, что одна из фракций революционеров наконец-то ее останавливала. Директорию и Империю во Франции устанавливали бывшие революционеры, а Ленин даже придумал термин «самотермидоризация» (как бы ссылаясь на опыт французской Директории) для описания большевистской политики в 20-х. Такую же роль сыграли по очереди все революционеры от большевиков до анархистов в последние годы испанской Республики (1936-1939). То есть для контрреволюции не обязательно отказываться от рррррадикальной риторики и реставрировать предыдущий режим в полном объеме.
Революции происходят, потому что в обществе есть неустранимые противоречия. Это не означает, что эти противоречия всегда выглядят неустранимыми. Часто они могут быть ликвидированы путем обычной реформы. Становление конституционной монархии в Дании или Швеции не потребовало революции, в то время как в других странах пришлось рубить головы или расстреливать членов царственных семейств.
Революция может выглядеть более чем странно. Переход к современной системе буржуазного государства потребовал в Японии, например, усиления императорской власти во время революции Мэйдзи. В этой непривычной для европейцев реальности революция называется «реставрацией», а феодальная реакция во время гражданской войны провозгласила «республику Эдзо».
Иногда достаточно поверхностные преобразования требуют государственного переворота, стрельбы и принятия новой конституции. В 1830 году во Франции и Бельгии происходят «либеральные революции». В Париже меняется династия, а в Брюсселе ищут короля для отдельного от Нидерландов государства. И все ради незначительных с точки зрения «вечности» (которую так любят пламенные революционеры и осмотрительные мещане), изменений.
Старый порядок настолько мешал жителям Бельгии и Франции, что они устроили самые настоящие революции. У бельгийцев в начале событий было особенно весело. Они начали мятеж после просмотра оперы, в которой были слова с призывом к оружию. В то же время в стране были и объективные причины для недовольства: маленькие зарплаты, безработица, национальная дискриминация.
Бельгия втягивается в противостояние с Голландией и терпит убытки; Франция не дает завоевать Бельгию, но для страны все складывается необычайно плохо. Зарплаты падают в разы, морская торговля переживает спад.
Из этого следует следующая закономерность: обычно революции не ведут к всеобщему счастью и росту благосостояния. Контрреволюционеры вполне могли задать ряд знакомых до боли вопросов. Например: «как вам там прыгалось под Брюссельской оперой?» Или: «как вам сейчас прыгается после Бастилии?»
Революция – стихийное бедствие. В определенной ситуации оно неминуемо. Все политические или социальные завоевания переворота могут оценить следующие поколения. Если у них, конечно, это получится, и они не будут пухнуть от голода или страдать от геноцида.
Майдан был революцией, потому что у него есть все признаки революции. Модель постсоветского хозяйствования была исчерпана: чиновничья коррупционная рента переросла в прямой отъем собственности у сохранившегося среднего капитала и передачу его в руки правящей семьи, а монополизированная энергозатратная сырьевая экономика уже не могла развиваться дальше.
Управление кризисной экономикой прежними методами не работало; бюджет Азарова называли «черной дырой»; традиционный парламентский консенсус по вопросу государственной сметы отсутствовал ДАЖЕ внутри правительственной коалиции. Полицейский беспредел и отсутствие внятных перспектив у страны убеждало «низы» в том, что дальше так жить нельзя.
Собственно, если бы не бешеное сопротивление Януковича и РФ переменам, никакой революции бы и не было. В стране могли провести кой-какие либеральные реформы и присовокупились бы к рынку ЕС. Кстати, проведение реформ в судебной системе и прокуратуре (по требованию ЕС) только бы усилии власть Януковича.
Хочется так же напомнить читателям текст живого классика «Розы Вексельберг» от 25 февраля 2014 года:
«Многие возмущаются тем, что в последние дни творит Верховная Рада. Сначала приняла постановление, которым нелегитимно указала силовикам, что им делать (здесь, правда, несогласие только по форме, а не по сути), потом постановлением же отправила в отставку Януковича (в то время, как юристы рассказывали, какая это сложная процедура по закону). Потом непринуждённо перебрала на себя руководство исполнительной ветвью власти. Потом подгребла под себя и судебную власть, издавая декреты о том, кто на самом деле в чём виновен, а кого надо освободить. Юристы, даже сочувствующие революции, ругаются на эти филькины грамоты и обзывают происходящее правовым беспределом и прочими обидными словами.
На самом деле, здесь нет ничего удивительного. Как раз именно такое поведение ВР, на самом-то деле, и даёт основания говорить именно о революции, в отличие от событий 2004 года. Разница в том, что на этот раз произошёл разрыв с прежней правовой системой, был создан по сути орган учредительной власти, естественно, совмещающий в себе полномочия всех трёх ветвей. Только у нас таким чрезвычайным органом стал не новообразованный Конвент или Совнарком, а существовавшая и ранее Верховная Рада. Форма осталась, а содержание изменилось.
Почему именно ВР, это сборище олигархов и коррупционеров, стала нашим Конвентом? Почему не рабочие Советы или хотя бы какие-нибудь комитеты Майдана? Ну, это просто. Какая революция (подсказка: буржуазная), какой класс в ней выступает движущей силой, такой класс и будет по итогам этой революции осуществлять свою диктатуру. Это даже если ничего не говорить об отсутствии каких-либо комитетов и вообще какой-либо спонтанной низовой самоорганизации на Майдане.
Диктатура буржуазии осуществляется обычно через парламентскую буржуазную демократию. Парламент – орган коллективного управления, используемый этим классом как целым; это арена столкновения разных буржуазных группировок и фракций, в ходе которого вырабатываются компромиссы, а результирующий вектор, зафиксированный в решениях парламента и контролируемого им правительства, и является коллективной волей правящего класса. В то время, как более авторитарные формы правления сигнализируют о том, что правит не буржуазия как класс, а отдельная её фракция.»
Соответственно, евроинтеграция, расширение прав и свобод, ограничение аппетитов финансово-промышленных групп (даже «патриотических») есть для Украины вполне революционные меры.
Однако революция может быть, дорогие друзья и подруги, не нашей. Украинская революция, например, буржуазная и совершается в интересах капиталистов. Единственная наша в ней выгода – расширение прав и свобод, обретение новых политических возможностей.
Власти не имеют выхода и вынуждены со скрипом проводить политику «деолигархизации» и борьбы с коррупцией, потому что иначе просто нельзя. Кто против? Против – самые рррррадикальные ррррреволюционеры. Патриотическая оппозиция и их союзники из Народного Фронта и БПП – правые и разномастное ворье, которое довольно тяжело отделить друг от друга, даже если рядовые сторонники националистических организаций думают иначе.
Вот это контрреволюция. Российские интервенты и коллаборационисты – реакция. Они хотели бы привести Украину к статусу страны-протектората, какой она и была где-то в канун побега Януковича из Киева. А борьба за права и свободы и против тотального казнокрадства – революция.
Экономический и классовый анализ не противоречат индивидуализму и волюнтаризму анархизма. Они имеют отношение к философии самого активизма, а не к причинам исторических или политических процессов. Более того, индивидуальные мотивы должны быть связаны с общественными проблемами. Не выдуманными и актуализированными определенными группами «оппозиционных» политиков, а реальными.
Если «анархисты» и «анархистки» занимаются повторением ватных (реакционных) или вышиватных (контрреволюционных) идеологем, они вряд-ли те, кем хотят себя видеть. Вероятнее всего они – дезориентированные нытики. Украинская революция плоха не тем, что она не «настоящая». Это все же настоящая революция, которая плоха своей ограниченностью. Как в анекдоте о кукурузнике, врезающемся в гостинку. “Ось, бачите, куме, яка країна – такі й теракти”.
Все мы ошибались. Украина оказалась не очень передовой страной. Я тоже расстроен, если кого-то беспокоит личное отношение автора к этому факту.
Наша революция будет потом, но для нее нужно мыслить системно и рационально, а не поддаваться эмоциям по поводу каждого мэма в интернете. Ну и классовый подход в анализе не помешает.
Да и мы могли повлиять на ситуацию, но не вовремя Майдана, а задолго до него. Была бы та же буржуазная революция, но с чуть другими акцентами. Впрочем, разбор стратегических ошибок анархистов и украинских левых не тема этой статьи. Об этом нужно писать отдельный тест. И, наверное, не один.
