Нельзя представить себе ничего более позорного и стыдного, чем «митинг в защиту полиции». Когда полицейские митингуют за свои права — сочувствия и солидарности это хоть и не вызывает, но, по крайней мере, к этому можно отнестись с пониманием. Когда же за права полицейских митингуют обыватели — это солидарность жертв со своими потенциальными палачами. Любовь к власти — вообще позорное чувство, но вот любовь к дубинке в её руках — особое извращение. Нет никакой разницы между теми, кто сегодня требует, чтобы полицейским выдавали награды за убийства при исполнении, и теми, кто восхвалял «героический Беркут» пару лет назад. Я использую слово «полицейский» и для «новых» и для «старых», потому что не вижу между ними принципиальной разницы. Люди может и новые, но структура системы в которой они работают — прежняя. Хотя и старые кадры по сей день достаточно хорошо интегрированы в систему, выяснилось, что даже убивший пассажира автомобиля «новый полицейский», которого так яростно защищают в первую очередь за то, что он «новый», на поверку оказался старым следователем, ломавшим судьбы еще при Януковиче. Но даже полная замена всех кадров на свежие ничего в отношении к полиции как к явлению менять не должна. Мент всегда неправ, он неправ с того самого момента когда надел форму. Поясню почему.
— На постсоветском пространстве полиция (наряду с другими силовыми органами) имеет эксклюзивное право на насилие. Человек не может защитить себя сам. Право на самооборону в исключительных ситуациях формально существует, но прописано оно так, что воспользоваться им и не войти в конфликт с законом — практически невозможно. Единственные, кто может наводить «порядок» — это полицейские (или же охранные структуры, выкупившие это право у тех же полицейских благодаря взяткам или личным связям).
— Это создаёт пропасть между полицейскими и всеми остальными людьми. Полицейский может убить человека и списать это на исполнение долга, на необходимость, на профессиональную ошибку и так далее. И останется практически безнаказанным. Человек не может убить полицейского и любые исключения только подтверждают правила.
— Таким образом, полицейский уже просто по роду службы имеет власть, которой нет ни у кого другого. Власть наказывать без суда, власть вторгаться в чужое личное пространство, власть посягать на чужую свободу. При необходимости, на сторону полицейского встанет весь репрессивный аппарат, с ним будет и прокуратура, и суды (силовики могут не любить друг друга, но когда дело доходит до расправы над простым смертным — включается межвидовая солидарность).
— Власть развращает. По определению. Полицейский ежечасно подталкивается к тому, чтобы своими полномочиями злоупотребить. Даже если коррумпированным будет меньшинство, количества зла, которое оно может совершить при наличии властями над чужими жизнями и свободой, будет огромным. Мораль не защищает от искушения властью, от искушения защищает исключительно контроль.
— Единственный способ это как-то пресечь или ограничить — регулярно давать полиции понять, что она тоже уязвима. Показать, что получая в власть над жизнями, она становится желанной мишенью для критики. Полицейский должен понимать, что любое его действие будет изучено, рассмотрено, подвергнуто оценке и что на снисхождение ему рассчитывать не придется.
— Сочувствия и понимания заслуживают _слабые_, а заранее прощать и понимать человека, который безнаказанно может в вас выстрелить — это уже не великодушие, это глупость. Причем глупость не просто самоубийственная, но и преступная, потому что выстрелить он сможет не только в вас.
— Не любить полицию — это отнюдь не радикальный анархистский принцип. Не любить полицию — это универсальное гигиеническое правило. Полиция должна сталкиваться с постоянным недоверием, контролем и критикой, лишь это способно удержать её от скатывания в произвол.
«Гуманные» и «европейские» полицейские появляются в первую очередь не благодаря тренингам или продуманной кадровой политике, они появляются благодаря постоянному, бесконечному конфликту полиции с гражданским обществом. Стать в этом конфликте на сторону полиции — не просто капитуляция, это предательство.
