Шубин А.В.
Начало гражданской войны, всеобщее вооружение активных граждан в Республике, привели к началу глубокой социальной революции. Некоторое время Республика была открыта любому социальному творчеству снизу, созданию именно таких порядков, какие по нраву большинству жителей. Реальная власть оказалась в руках множества низовых формирований, как никогда приблизилась к населению, и вопреки предсказаниям правых это не вызвало хаотической войны всех против всех.
Во многих регионах страны возникли местные центры власти – Центральный комитет антифашистской милиции Каталонии, правительство Страны Басков, Совет Астурии и Леона, Арагонский Совет, Хунта Сантандера и др. В эти органы входили представители партий Народного фронта и профсоюзов – социалистического ВСТ и анархо-синдикалистского НКТ. Советы и хунты пользовались широчайшей автономией. Особенное значение среди этих автономных районов играла Каталония, где было сосредоточено около 70% промышленного потенциала республиканской зоны. Колонны каталонских анархо-синдикалистов заняли большую часть провинции Арагон, которая стала одной из продовольственных баз Республики.
Дезорганизация государственной машины была общим следствием революции на всей территории Испании, и притом весьма долгосрочным. Даже в октябре А. Марти сетовал: “Государственный аппарат либо уничтожен, либо парализован. В лучшем случае он не пользуется никаким авторитетом” .Это резкое ослабление государства на фоне мирового возвышения бюрократии, введения государственного регулирования, кажется зигзагом истории — что то вроде большевистской поддержки советов с последующим превращением их в фасад диктатуры.
Действительно, Российская и Испанская революция начинали развиваться похожими путями. Но испанский большевизм вызревал медленнее, и это дало дорогу той социальной альтернативе, связанной с самоуправлением, которую большевизм задушил в России. Само появление некапиталистической системы, которая была основана на принципах самоуправления, а не государственного управления очень важно. Оно показывает, что в словосочетании “социальное государство” ключевым является первое слово. Социальные преобразования, порожденные коллапсом стихийного капитализма, могли проводиться с помощью усиления государства — по-американски, немецки, итальянски и советски. А могли — путем усиления структур саморегулирования общества, таких как профсоюзы, органы территориального самоуправления, демократические общественные движения. Одним словом, по-испански.
С наибольшей силой преобразования такого рода развернулись после прихода к власти правительства широкой антифашистской коалиции во главе с лидером ИСРП Ф. Ларго Кабальеро. Правительство было создано на Основе партий Народного фронта 4 сентября 1936 г. Через два месяца критические для Республики дни в правительство вошли также представители НКТ – одной из основных сил, проводивших уже с июля преобразования, основанные на широком самоуправлении. Основные преобразования анархо-синдикалисты проводили на северо-востоке страны, в Каталонии и в Арагоне. Однако преобразования не ограничились анархо-синдикалистской сферой влияния, их поддержал и ВСТ. Правительство не было мотором преобразований, они шли не сверху, а снизу, но Ларго Кабальеро, в отличии от следующего премьер-министра Х. Негрина, хватало государственной мудрости, чтобы не препятствовать социальной революции.
Много лет спустя рабочий-коммунист Н. Хулиан говорил корреспонденту: “Вы не представляете, как быстро массы могут организовать сами себя” . Волна захватов предприятий рабочими сделала профсоюзы хозяевами экономики. Влияние НКТ резко возросло. Эмиссар Коминтерна А. Марти признавал: “Анархисты держат под своим контролем прямо или косвенно всю основную промышленность и сельское хозяйство страны” . Развернулся процесс реорганизации экономики на новых началах не только в Каталонии, но и по всей Испании.
Преобразования в промышленности
В соответствии с анархо-синдикалистской доктриной рабочие-синдикалисты взяли предприятия в свои руки. Этот процесс назывался по разному: коллективизация, инкаутация, синдикализация, и составлял, по мнению анархо-синдикалистов, “первый этап социальной революции”98. ВСТ тоже поддержал коллективизацию. Первая волна коллективизации прошла в июле-сентябре 1936 г. Наиболее активно коллективизация проводилась в зоне, контролировавшейся НКТ, хотя и в других регионах Испании рабочие часто коллективизировали предприятия. Но там все же преобладал рабочий контроль над принятием управленческих решений.
Ларго Кабальеро поддержал передачу предприятий коллективам и профсоюзам. Левые социалисты отвечали коммунистам: “Мы берем пример с Каталонии”. Коммунисты требовали отложить вопрос о собственности на предприятия, так как в тех условиях у них не было шанса добиться широкомасштабной национализации. Анархо-синдикалистские реформы в большей степени отвечали настроениям рабочих, а рабочие были хозяевами положения.
Иногда вопрос о коллективизации решался автоматически – когда хозяева бежали из зоны, охваченной революцией. “Мы столкнулись с необходимостью снова наладить работу фабрики, – вспоминает синдикалист Л. Сантакана, работавший на крупном текстильном предприятии, – Мы призвали рабочих (в большинстве своем женщин) вернуться, и через четыре-пять дней фабрика уже давала продукцию… Мы собрали общую конференцию 2500 рабочих компании в местном кинотеатре. Группа из дюжины активистов НКТ собралась предварительно, чтобы обдумать план работы предприятия, который можно было бы предложить конференции”. Поскольку 80% рабочих принадлежало к НКТ, оппозиции предложениям инициативной группы не было. Обсудив финансовое состояние предприятия, рабочие избрали фабричный комитет из 12 человек, который включал в себя представителей цехов, техников и административного аппарата. Таким образом, комитет становился местом согласования интересов различных социальных групп предприятия, в том числе и инженерного персонала. Позднее в комитет было включено два представителя от профсоюза ВСТ .
Современный анархо-коммунистический исследователь В.В. Дамье утверждает: «Члены комитетов действовали в рамках обязательного для исполнения наказа от избравшего их собрания, могли быть отозваны в любой момент. Все важные решения комитетов принимались только в согласии с избравшими их коллективами» . Такова идеальная модель, которой реальность соответствовала далеко не всегда. Но рабочие по крайней мере стремились к этому идеалу, закрепленному сегодня в анархистском мифе об Испанской революции.
Иногда хозяева были готовы продолжать работу. Но охваченные эйфорией рабочие обычно выдвигали такие требования к администрации, которые та не могла принять. И тогда следовало решение о коллективизации. Иногда всеобщая коллективизация встречала сопротивление со стороны умеренных членов НКТ. Так, например, на заседании городского совета союза мельников и булочников, обсуждавшем перспективы дополнительной коллективизации еще остававшихся частных производств, один из активистов НКТ Х. Крусас предупреждал собравшихся: “Я принимаю во внимание, что мы находимся в состоянии войны, и что наш коллективизм противоречит нашим же решениям о том, что мы должны тратить на нужды войны часть нашей энергии, и я говорю вам: иллюзии могут скоро привести к разочарованиям”. Эти возражения не возымели действия, что не помешало рабочим избрать Х. Крусаса в совет своего предприятия .
После коллективизации завода Форда в Барселоне последовали протесты американского правительства . Тогда НКТ выпустило список восьми британских компаний, предприятия которых не подлежат отчуждению . Лидеры революции понимали, что конфликт со всем внешним миром чреват быстрой экономической катастрофой. “Если сырье приходило из-за границы, – комментирует Х. Томас, – (а хлопок, использовавшийся на фабриках Барселоны, шел из Египта), фабрикам приходилось торговать с социалистами докерами и даже с капиталистами” .
Высшим органом на коллективизированном предприятии считалось рабочее собрание (ассамблея). Сами ассамблеи, конечно, не могли управлять производством. Первоначально на них царил хаос, так как опыта самоуправления у рабочих не было – большинство из них большую часть своей жизни даже не состояли в профсоюзах. “Каждый хотел сказать, что он или она думает и чувствует” , – вспоминает текстильный рабочий А. Капдевила. Позднее ассамблеи более четко организовывались синдикатами. В этих условиях на ассамблее доминировала лидерская группа, хотя сама форма ассамблей облегчала выяснение реальных лидеров и обеспечивала обратную связь рабочих и руководства фабрикой. Рабочие считали, что они сами принимают решения, и это обеспечивало их согласие с ними. Привлечение рабочих к управлению и самоощущение себя собственниками производства давало экономический эффект. Конференции рабочих играли мобилизующую роль и иногда на них высказывались идеи, помогавшие менеджерам и профсоюзным лидерам находить выход в тяжелой экономической ситуации военного времени.
Большое значение в успехе производства играл энтузиазм рабочих, ощущавших себя хозяевами производства. Чувство хозяина привело и к появлению новой рабочей морали. Коллектив стал силой, воздействующей на каждого рабочего. Воровство и даже недисциплинированность воспринимались как вызов коллективу. Л. Сантакана вспоминает, что на его предприятии были установлены “черные доски”, куда заносились имена провинившихся. Реакция человека, который мог попасть на эту доску, была панической: “Нет, нет, кричал он – только не черная доска!” “Больше не было случаев недисциплинированности…” – комментирует Л. Сантакана . Трудно сказать, смогли бы подобные стимулы стать долгосрочными. Но материальная заинтересованность также играла немалую роль, так как рабочие сами распределяли прибыль предприятия.
Особое значение имело военное производство, особенно, если учесть, что до войны современное оружие в Испании практически не производилось. “Множество вопросов должны были найти техническое решение: может ли фабрика губной помады производить ящики с гильзами?” – комментирует Х. Томас. Положительные ответы были найдены. В Каталонии было налажено массовое производство стрелкового оружия, патронов и даже броневиков. В феврале 1937 г. производилось 500000 ружейных магазинов в день . В Барселоне производились даже танки, впрочем, довольно несовершенные .
Эффективность коллективизированной экономики является предметом острых споров. Для представителей самых разных идейных течений важно доказать, что эффективной альтернативы их экономическому идеалу не существует. И коммунисты с их верой в государственное хозяйство, и либералы со священной коровой частной собственности относятся весьма критически к попытке трудящихся организовать самоуправление. Они заранее уверены в том, что анархо-синдикалисты развалили экономику Республики, и именно они виноваты в том, что республиканцы не смогли наладить производство собственных боеприпасов в достаточном количестве. Здесь открывается благодатная возможность для того, чтобы найти «крайнего» и за поражение Республики, и за подчинение воле Сталина – ведь иначе нельзя было получить боеприпасы и технику.
Спору нет – советская помощь была важным фактором, и монополия СССР в деле помощи республиканцам вытекает не только из состояния испанской экономики, но и из блокады, которую установили в отношении Республики либеральные режимы Европы.
Тем не менее, проблема остается: насколько анархо-синдикалистам удалось сделать то, что можно было сделать для обороны?
Автор этой книги также давно вовлечен в эту полемику. В том числе – с видным испанским историком А. Виньясом, с которым мы неоднократно обсуждали эту проблему. Позиция А. Виньяса ярко окрашена политически – он приверженец социал-либеральных взглядов и, применительно к теме Гражданской войны – политики Х. Негрина. Следовательно – противник политики Ларго Кабальеро, предшественника и антитипода Негрина. Сближение Ларго Кабальеро с анархо-синдикалистами также оценивается им весьма критически – ведь они развалили экономику Республики и своим экспериментом подорвали военную промышленность. Очевидно, у меня другая точка зрения.
Сегодня можно сказать, что в этом споре найден решающий свидетель. Человек, которого нельзя заподозрить в стремлении обелить анархистов и скрыть теневые стороны их деятельности. Этот свидетель – советский консул Антонов-Овсеенко. Прибыв в Каталонию, Антонов-Овсеенко стал вникать в дела каталонских предприятий так энергично, что это вызвало даже недовольство министра каталонского правительства (Женералитата): советский консул «отдает приказы даже отдельным заводам» . Конечно, Антонов-Овсеенко мог давать не приказы, а советы. Во всяком случае, он внимательно ознакомился с состоянием коллективизированной экономики, и главный вопрос, который его волновал – каким образом добиться максимальной производительности боеприпасов.
Первый диагноз Антонова-Овсеенко предельно ясен: «Производительность патронных заводов Барселоны 60 тысяч штук в день. Нужны автоматы» . Следующее свидетельство: «Производство патронов выросло в 5 раз до 200 тысяч штук в сутки. Больше нельзя – нет инструментальной стали и инструментов» . Таким образом, анархо-синдикалисты выжали из имеющихся производственных возможностей все, что возможно. Дальнейшее повышение производительности труда реально только при условии поставки из СССР автоматического оборудования по производству патронов, инструментальной стали и инструментов. На это Сталин не пошел. В этом – ключевая причина невозможности наладить производство достаточного количества боеприпасов в республиканской Испании. Не мог наладить его и Франко, но к нему боеприпасы в изобилии поступали от союзников.
Несмотря на невозможность повысить производительность труда, профсоюзная экономика сделала невозможное. 11 декабря 1936 г. Антонов-Овсеенко докладывает: «Производство патронов за месяц выросло втрое, но вдвое меньше потребления Арагонского фронта» . При этом все разумное, что предлагают советские специалисты, НКТ вполне готов принять: «Абад де Сантильян поддержал советские предложения по интенсификации военной промышленности» , – писал консул о министре Женералитата-анархисте.
Советский консул подтверждал, что и по производству снарядов коллективизированные предприятия достигли пределов объективных возможностей. В марте он докладывал: «Производство снарядов составляет 4000 шт. в день. Нельзя повысить, как требуется, до 20000 шт. из-за объективного недостатка материалов, «последнее обстоятельство объективно проверено и подтверждено» .
Таким образом, данные Антнова-Овсеенко позволяют завершить дискуссию о том, «развалили» ли анархо-синдикалисты военное производство Каталонии (по крайней мере в период «восходящего» этапа революции – до мая 1937 г.). Военное производство в период гегемонии анархо-синдикалистов достигло пределов возможного и даже несколько превзошло их за счет энтузиазма и организационного потенциала самоуправления. Дальнейшее развитие ВПК Испании было возможно лишь при условии поставки из СССР не только оружия и боеприпасов (которые почти не доходили до Арагонского фронта), но еще и оборудования. Что для Сталина было неприемлемо.
Несмотря на тяжелую экономическую ситуацию, вызванную войной и расколом страны, коллективизированная промышленность не допустила резкого падения производства. С июля по декабрь 1936 г. производство промышленности Каталонии упало на 29% и стабилизировалось до июня 1937 г. (когда началось разрушение синдикалистской системы военно-политическими методами). Металлообработка и машиностроение, от которых зависело поступление на фронт отечественных вооружений, росли до апреля 1937 г., то есть именно в период руководства анархо-синдикалистов экономикой региона . Зависимость эффективности производства от наличия самоуправления иллюстрирует динамика добычи угля на синдикализированных рудниках Берге. В августе 1936 г. было добыто 302 т. сырья. В сентябре, после инкаутации добыча снизилась на две тонны, однако уже в октябре возросла до 334 т., а в декабре 1936 – до 360 т. В январе-феврале 1937 г. добыча падает до 328-335 т. (уровень октября 1936 г.), но в июне-июле восстанавливается. Однако в августе-декабре 1937 г., по мере вытеснения самоуправления более жестким управлением и государственным контролем, добыча угля падает до 235 т. .
Рабочие советы были избраны практически на всех предприятиях Каталонии. Каждый год их состав обновлялся. По соглашению с рабочими на их заседании мог присутствовать представитель Женералитата (под более жестким контролем каталонского правительства были оставлены 125 заводов) . Предприятия сменили собственника, но структура управления изменилась незначительно. Большая часть прежних менеджеров сохранила свои места. Иногда управляющими становились старые владельцы фабрик. Ассамблея назначала и смещала директора. Позднее его мог сместить также Генеральный индустриальный совет Каталонии. Руководство было относительно стабильным .
Эффективность новой системы держалась на энтузиазме трудящихся, которые впервые в своей жизни почувствовали, что их никто не угнетает. Первые месяцы войны и социальной революции породили огромный энтузиазм республиканцев. Казалось, вот-вот наступит победа и новая счастливая жизнь. И профсоюзные лидеры, и широкие массы трудящихся считали, что страница истории окончательно перевернута, и нужно переходить к фронтальному наступлению на капитализм. “Господа, капитализм погиб, – говорил на конференции Единого профсоюза металлистов г. Алкойан председатель союза Г. Боу. – Единственной основой его существования является фашизм, а фашизм в Испании на пути к уничтожению. Профсоюз предложил всеобщую социализацию и координацию промышленности советом делегатов предприятий . Всеобщая коллективизация, как казалось, могла создать цельную социально-экономическую систему, основанную на единых принципах.
Участие анархо-синдикалистов в системе власти (с октября в Женералитате, а с ноября – в правительстве Ларго Кабальеро) существенно облегчило проведение преобразований, поскольку государство не пыталось подавить коллективизированный сектор в этот период, а возникающие трения решались в рабочем порядке.
В октябре было принято решение объединенного пленума НКТ и ФАИ: “Рабочие всех отраслей промышленности должны немедленно приступить к секвестру (здесь – конфискации – А.Ш.) всех предприятий путем их коллективизации. Это должно быть проведено в кратчайший срок, после чего избирается рабочий совет, который будет управлять промышленностью при помощи соответствующего технического персонала. В случае отсутствия такого персонала обращаться с заявками в технический контрольный комитет Национальной конфедерации труда. В состав совета должен быть привлечен представитель от Экономического совета” . Сказано – сделано. 24 октября 1936 г. Женералитат декретировал коллективизацию большей части промышленности региона. Этот декрет стал своеобразным ответом анархо-синдикалистов и социалистов на франкистское наступление на Мадрид . Коллективизации подлежали предприятия, на которых было занято свыше 100 человек. Остальные предприятия также могли быть коллективизированы по особому решению рабочих. Предусматривалась единообразная система самоуправления: коллектив избирал совет, а совет – директора. Декрет легализовал около 2000 уже работавших коллективных предприятий, и положил начало новой волне коллективизации. Авторы декрета провозглашали: “Победа людей должна означать смерть капитализма” . Этим декретом был юридически оформлен и приведен к общему знаменателю фактически прошедший с июля процесс захвата предприятий их коллективами. Рабочие приобрели уверенность в легальном статусе своих прав на предприятия, что создало дополнительные стимулы к труду. Предусматривалось, что предприятия будут координироваться отраслевыми советами.
Декрет о коллективизации был компромиссом различных политических сил. Идеалом НКТ с ее теорией анархического коммунизма была “единственная и неотчуждаемая собственность социального организма, осуществляемая при посредстве производящего класса, и в том числе организмов, которые объединяют производителей – синдикаты” . Эта формулировка из циркуляра секретаря Национального комитета НКТ по экономике М. Роселя обосновывала соответствие практики фактической передачи собственности в руки синдикатов и коллективов идеям анархо-коммунизма. Рабочие должны помнить – они лишь представляют интересы рабочего класса в целом и не должны “тянуть одеяло на себя”. В перспективе – социализация, превращение коллективизированных предприятий в единый организм.
По словам А. Капдевилы, участвовавшего в дискуссии о проекте декрета в Женералитате, “причина, по которой НКТ согласилась на коллективизацию, было то, что мы не могли добиться социализации, которая была нашей целью” .
При этом в реальности, как сообщало советское консульство, даже та промышленность, которая еще не социализирована (свыше 5-6 человек), находится «фактически в руках синдикатов» .
Однако против социализации выступали не только партии, но и часть синдикатов. В сентябре 1936 г. на заседании пленума Каталонского комитета НКТ разгорелась дискуссия между сторонниками социализации и кооперативизации. Социализация предполагала передачу фабрик в руки синдикатов, которые регулировали бы их работу. Кооперативизация сохраняла права владения за коллективами, которые сами могли бы распоряжаться капиталом фабрики. Крупные синдикаты отстаивали первый вариант, мелкие тяготели ко второму. После двухдневной работы согласительной комиссии был выработан компромиссный вариант, выдвинутый членом генералидада от НКТ и председателем экономического совета Каталонии Х. Фабрегасом. Участник согласительной комиссии Х. Феррер так характеризует смысл соглашения: “Каждая коллективизированная фирма сохраняет свой индивидуальный характер, но при условии вступления всех предприятий данной отрасли в федерацию” . Таким образом, за предприятиями сохранялась широкая внутренняя автономия, но они все же должны были войти в систему экономического регулирования.
Анархисты всячески сопротивлялись унификации внутреннего устройства предприятий и форм их взаимоотношений с синдикатами и регулирующими органами. Особенно последовательно против унификации выступал экономический советник (министр) генералидада Д. Абад де Сантильян, сторонник “автономии и спонтанности работы” . Рабочие советы, созданные на предприятиях, тоже часто сопротивлялись вступлению в федерацию . По мере накопления опыта синдикализации, организации ФАИ критиковали этот сектор за бюрократизацию , но преимущества большей стабильности (в условиях общеэкономической стагнации) обеспечивали регулированию производства через синдикаты достаточную поддержку предприятий.
Создание системы регулирования коллективизированного производства, которая не могла не быть иерархической и, следовательно, в большей или меньшей степени бюрократической, обуславливалось как обстановкой военного времени, так и стремлением НКТ как можно скорее объединить все производства в единый организм, чтобы устранить конкуренцию между рабочими. Выступая на конференции представителей предприятий стекольщиков, секретарь союза стекольщиков Х. Доменеч так разъяснял эту идею: “Хорошо, сеньоры, вы – работодатели, и мы с Вами находимся в водовороте революции. Сейчас, если мы так считаем, это то же самое, что всем сесть за руль одной машины, и тогда эта машина разобьется… Сейчас вы как работодатели конкурируете между собой самым нечестным и беззаконным образом”. Х. Доменеч критиковал стекольщиков за производство ненужной продукции, борьбу за сырье и т.д. “Это не должно далее продолжаться”.
Он призвал подписать документ о синдикализации производства, что вызвало протесты части собравшихся, так как рабочие не хотели “кормить лодырей”, которые работают на менее прибыльных предприятиях. Но Доменеч предложил систему экономического стимулирования, которая удовлетворила большинство. По его мнению, было необходимо произвести инвентаризацию, в зависимости от результатов которой распределять прибыль: “Тем, кто оказывается прибыльными, мы будем доплачивать каждые три месяца 10% от среднего дохода, а кто будет в убытке – увы”. Таким образом, практики анархо-синдикализма отступали от уравнительных принципов, чтобы заинтересовать рабочих в синдикализации. Но важным стимулом труда оставались мечты о будущем: “Я сказал им, что скоро мы будем строить дома из стекла, что скоро все уличные надписи будут из стекла, и так далее” .
Первоначально регулирующие функции в экономике выполняла структура НКТ и секретариаты ЦК МАФ. Как уже говорилось, “секретариаты” не были министерствами и не располагали реальной властью. Скорее это были координирующие органы, действовавшие более или менее эффективно в зависимости от авторитета “секретаря” и организации, которую он представлял. Так, руководить комитетом снабжения был направлен один из лидеров ФАИ и НКТ Д. Абад де Сантильян. В его аппарат вошел секретарь союза стекольщиков Х. Доменеч, по его собственному признанию ничего не понимавший в снабжении.
Инструктируя своих сотрудников, Д. Абад де Сантильян сказал: “Сейчас ты должен достать продовольствие для колонн милиции, госпиталей и населения… О да, – добавил он, как бы между прочим, – послезавтра до вечера мы должны обеспечить поставку 5000 холодных рационов для колонн милиции, которые собираются поужинать перед атакой на Арагонском фронте. Вы займетесь этим. До свидания” . Однако в условиях энтузиазма сторонников синдикализма и страха перед анархистами со стороны их противников достать продовольствие оказалось не сложно. “Волшебные слова” “мы из комитета по снабжению” обеспечивали немедленное сотрудничество рабочих и беспрекословное подчинение торговцев . Продовольствие вовремя поступило на фронт.
В дальнейшем ЦК МАФ создал Комитет по снабжению. Который, опираясь на связи с сельскими коллективами, развернул сеть бесплатных народных столовых, где было до конца года потреблено 700 т. хлеба, 600 т. картофеля и 170 тыс. дюжин яиц .
Оказавшись у власти и организуя экономическое регулирование, анархо-синдикалисты должны были воплотить в жизнь и свои собственные требования надежного социального обеспечения. В комитет по снабжению стали стекаться люди, требовавшие социальной поддержки. “Войдя, он или она начинали рассказывать долгую историю. Человек, чья жена родила, хотел попросить цыпленка, но никак не мог перейти к сути дела. “Скажи мне только, что ты хочешь!” – кричал я на него, как генерал. “Цыпленка”. “Возьми этот листок бумаги. Иди к окошку туда-то. Там тебе дадут одного. Следующий,” – вспоминал Х. Доменеч .
Столкнувшись с необходимостью выполнения функций, которые веками обеспечивались государством, анархо-синдикалисты не располагали для этого разветвленным бюрократическим аппаратом, необходимость которого отрицали. В результате первоначально основная тяжесть этой работы упала на плечи лидеров движения. Анархо-синдикалистская доктрина возлагала функции социального вспомоществования на синдикаты и коммуны. Подключение низовых организаций к этой работе постепенно избавило координирующие органы от потока случайных посетителей.
Постепенно создавалась система общего экономического регулирования, в которую входили предприятия разных форм собственности и владения. 11 августа был создан Экономический совет Каталонии, состоявший из представителей отраслей. В нем большинство мест получили НКТ и ФАИ (5 членов), и по одному – ВСТ, Женералитат и ПОУМ. Совет претендовал на регулирование производства, однако мог делать это прежде всего через профсоюзы, рекомендуя производить ту или иную продукцию, договариваясь о поставках, настаивая на трудоустройстве безработных.
В сентябре Экономический совет опубликовал программу своих действий:
“1. Нормализация производства в соответствии с размерами потребления,
2. Контроль национальной внешней торговли,
3. Коллективизация крупной земельной собственности и соблюдение прав мелких землевладельцев,”
4. Снижение квартплаты,
5. Коллективизация крупной промышленности, общественных предприятий и транспорта, 6. Секвестр и коллективизация предприятий, брошенных владельцами,
7. “Усиление кооперативного принципа в области распределения продуктов и особенно эксплуатирования оптовых торговых предприятий на кооперативных началах”.
Пункты 8-11 предусматривали контроль над банками, рабочий контроль на частных предприятиях, вовлечение безработных в производство, электрификацию Каталонии, упразднение по мере возможности косвенных налогов . Если не считать электрификацию, которая представляла собой длительный процесс, вся эта программа была выполнена в течение ближайших месяцев. В Каталонии и прилегающих областях стал преобладать кооперативный социалистический сектор экономики, основанный на производственном самоуправлении.
В октябре 1936 г. была создана новая регулирующая надстройка – Генеральный индустриальный совет, в который вошли представители профсоюзов, Экономического совета, совета предприятий и каталонского генералидада. При Генсовете были созданы фонды. 50% прибыли предприятий шло в фонд торгово-промышленного кредитования, 20% – в резервный фонд, 15% – на социальные программы коллективов и 15% распределялись по решению рабочих собраний. На крупнейших предприятиях назначение директора должно было быть одобрено Экономическим советом.
Совет предприятий и Генеральный индустриальный совет планировали производство с целью добиться его максимальной социальной эффективности и ограничения конкуренции. Генеральный совет также обеспечивал связь с внешними рынками, взаимодействуя с правительством Испании. В случае если какой-либо из субъектов этой системы выступал против решения Генерального индустриального совета, он мог апеллировать к советнику по экономике генералидада . Таким образом, экономическая система, установленная в Каталонии, регулировалась органами, представлявшими как производственные, так и государственные интересы.
Цены контролировались НКТ, а в обмене между синдикатами деньги вообще не употреблялись. Благодаря существованию разветвленной сети синдикатов удалось организовать бартерный обмен между отраслями и между городом и деревней.
НКТ стремился упорядочить негосударственные механизмы экономического регулирования и выстроить самоуправление и синдикалистские органы в стройную систему в масштабах всей страны. 20 апреля 1937 г. Пленум НКТ решил создать Конфедеративный орган экономического регулирования. Проект конкретной структуры должна была представить каталонская организация. В представленном ею плане говорилось: “Первое. Промышленный синдикат будет составляться из территориальных организаций на сессиях, которые представляют различные специальности и подразделения труда в каждой отрасли, синдикальном комитете, фабрике, мастерской, деревне, шахте, и, наконец, в каждом пункте производства и распределения… Второе. На месте труда или центра производства трудящиеся назначают различных товарищей, которыми создается фабричный комитет, который осуществляет профсоюзный контроль, идеологическую ориентацию и отношения, разрешает моральные конфликты, (поддерживает) нормы гигиены и безопасности на производстве”, посылает делегатов на пленум синдиката. Синдикат создает административный совет из представителей секций, который формируется на Генеральной ассамблее. Региональная федерация формируется из представителей синдикатов. В ее комитете и секретариате должно быть сохранено равноправие различных отраслей путем ротации руководства. Национальный комитет должен формироваться на национальном съезде или референдуме организаций. Региональные и национальный комитеты создадут советы по экономике, контролю и статистике соответствующего уровня.
“Главная задача этого совета – установить общую статистику для всех отраслей федерального региона, техническую организацию, административный контроль, распределение труда, компенсацию и взаимопомощь между отраслями, регулирование заработной платы там, и всех тех аспектов, которые имеют большее или меньшее отношение к общему интересу, также как и к порядку производства и распределения всех отраслей” . Здесь мы видим уже детальную проработку управленческой схемы, основанной на обычных для синдикализма идеях делегирования, но с добавлением элемента прямых выборов (референдум).
Центральное правительство первоначально устранилось от регулирующих функций, но в то же время сохраняло в своих руках валютные резервы, что давало ему контроль над импортом и финансовой системой. Первое время правительство отказывалось кредитовать промышленность Каталонии, за что критиковалось на региональном пленуме НКТ в сентябре 1936 г. .
«Рыночный социализм», возникший в Испании, особенно в Каталонии, вызывал протесты у части актива НКТ. Так, лидеры синдиката деревообрабатывающей промышленности заявляли: «Мы согласны с коллективизацией всех отраслей, но с единой кассой, переходя к эгалитарному распределению. С чем мы не согласны, так это с тем, что будут коллективы бедные и богатые…» В синдикатах разрабатывались проекты введения более строгой координации, безденежного товарообмена, общей статистики и планирования, но осуществляться они могли только в рамках групп предприятий. Ведь в условиях самоорганизации коллективов их можно было включить в широкую систему планирования только добровольно. А инициаторы проектов более жесткого обобществления не могли убедить все коллективы, что руководители синдикатов будут планировать работу предприятий лучше, чем сами коллективы. Между свободой и коммунизмом трудящиеся выбрали свободу. Минимально необходимые функции общей координации выполняли профсоюзные структуры и общественно-государственный Экономический совет.
Достижением анархо-синдикалистов стало сведение к минимуму безработицы. Несмотря на обстановку экономического кризиса военного типа рабочие не увольнялись, а снижался рабочий день (в текстильной отрасли – до трех дней в неделю) . Борьбе с безработицей способствовал и отток людей на фронт. В августе в Каталонии было 81048 безработных (29720 полностью, 51328 частично) .
Анархо-синдикалисты организовали распределение произведенной коллективами продукции в масштабе всей системы синдикализированного производства. Цены контролировались НКТ, а в обмене между синдикатами деньги вообще не употреблялись. Благодаря существованию разветвленной сети синдикатов удалось организовать бартерный обмен между отраслями и между городом и деревней. “Они говорили, что им нужна обувь, – вспоминал Х. Доменеч. – Мы обращались к влиятельному делегату НКТ по обувной промышленности и говорили: “Завтра нам понадобится 700 пар обуви”. И назавтра обувь была у нас” .
В то же время, по мнению участника событий А. Переса-Барро на территории, контролируемой анархо-синдикалистами “капитализм не был отменен, но его роль была сведена к минимуму” . Хотя 15 ноября 1936 г. газета НКТ “Рабочая солидарность” призвала к “пониманию и уважению мелкой буржуазии” , часто анархисты пытались “забежать вперед”, ускорить полное обобществление экономики. По словам умеренного синдикалиста С. Клара, “рабочий класс продемонстрировал замечательное чувство инициативы. Но это не значит, что не было глупостей в коллективизации. Возьмите парикмахерские. Что там было на самом деле коллективизировать?… И каков был результат? Все те мелкие собственники, которые по своей воле поддержали борьбу против фашизма, повернулись против нас” .
Опасаясь “возрождения капитализма”, Пленум НКТ 20 апреля 1937 г. объявил кампанию против “спекулянтов” . Наступая на черный рынок, анархисты боролись с конкурентами своей системы распределения. В то же время НКТ участвовал в рыночных операциях вне Каталонии. Необходимость участвовать во внешней торговле создавала потребность в кредите, а банковская система контролировалась ВСТ, объединявшем банковских служащих.
В целом в Каталонии сохранялся низкий (даже по сравнению с прежним) уровень жизни, очереди за хлебом, дефицит продуктов питания. Но голод отсутствовал. Однако если первоначально аскетическая мораль рабочего класса накладывала отпечаток на жизнь Барселоны, с улиц которой совершенно исчезла нарядная одежда, то со временем этот пуританизм исчез. Посетивший столицу Каталонии в январе-феврале 1937 г. Ф. Боркено писал о “возрождении мелкобуржуазных элементов” и о том, что “девушки уже не боятся надевать свою лучшую одежду” . Образ жизни Барселоны в 1937 г. напоминал советский НЭП – с ресторанами и очередями за дешевыми продуктами, бедными и богатыми, но все же с поддержанием минимальных социальных гарантий и с ощущением населения, что страна стремится к социализму. В отличие от СССР это стремление подкреплялось и реальными правами, которые рабочие имели в принятии производственных решений на своих предприятиях, в профсоюзах и партиях. Несмотря на характерные для войны ограничения свобод, в стране сохранялся широкий политический плюрализм.
После вхождения в правительство Испании синдикалисты проводили здесь относительно плюралистичную экономическую политику, которая поддерживалась Ларго Кабальеро и по существу стала политикой кабинета в целом. Характеризуя этот курс, Г. Оливер говорил: “У меня есть причины считать, что есть вещи, которые следует коллективизировать, потому что они могут быть коллективизированы, что также есть вещи, которые необходимо муниципализировать, потому что они не могут быть коллективизированы с точки зрения экономической эффективности или прибыльности, что есть вещи, которые должны быть национализированы, потому что, из-за экономических обстоятельств, постоянных или временных, они не могут быть ни коллективизированы, ни муниципализированы. У меня есть причины считать, что есть вещи, которые должны оставаться в свободной эксплуатации мелких собственников и мелких промышленников.
Все существующие проблемы могут быть решены хорошим правительством людей, которые работают, которые не путешествуют слишком много, которые меньше занимаются политикой и больше – решением проблем и организацией работы, которая должна быть сделана” . Эта модель смешанной экономики, регулируемой “народным правительством” (с точки зрения синдикалистов – правительством представителей организованного труда) очень далека от анархо-коммунистических принципов, принятых в Сарагосе. Эта модель воспринималась как реализация своего рода “программы-минимум”, необходимость которой ранее отрицалась. Несмотря на то, что идея многосекторной экономики и “хорошего правительства” несомненно противоречила идеям немедленного перехода к анархическому коммунизму, она, тем не менее, обеспечивала большее приближение к идеалам свободы (позитивное наполнение идеи анархии) и социальной справедливости, чем запрещение и разгром тех социально-экономических и социально-политических структур, которые не укладывались в анархо-коммунистическую модель. В этом смысле отказ от радикализма и сотрудничество с другими силами в рамках государственных и рыночных структур позволял анархо-синдикалистам с большим или меньшим успехом двигаться в направлении целей свободы и солидарности, закрепленных в их программе.
Коллективизация по-испански
Одновременно с городской коллективизацией развернулось движение за коллективизацию сельского хозяйства. “Огромный вред индивидуального хозяйства, – писал Д. Абад де Сантильян, – который ложится на всех трудоспособных членов семьи: отца, мать, детей, – это чрезмерный объем труда… Крестьянин не должен приносить себя и детей в жертву прибыли. Важно, что он должен иметь время и энергию для того, чтобы дать образование себе и своей семье, что свет цивилизации должен осветить жизнь села” . Анархо-синдикалисты стремились противопоставить беспросветному семейному труду крестьянина силу общинной солидарности, которая позволила бы рационализировать производство и высвободить часть времени сельских тружеников для их культурного развития, преодоления вековой отсталости. Идея была поддержана тысячами крестьян. Началось массовое движение коллективизации.
Коллективизация опиралась на революционный земельный передел, вызванный массовым бегством помещиков из республиканской зоны. “Брошенные” латифундии конфисковывались. “Все секвестированные земли будут находиться под контролем и управлением союза, и обработка их коллективным способом отразится в первую очередь на союзах и всех трудящихся вообще” , – говорилось в решении крестьянского съезда Каталонии, представлявшего около 200 союзов. 7 октября 1936 г. конфискация земель бежавших помещиков (а бежали почти все) была подтверждена республиканским законом.
Региональный пленум крестьянских синдикатов Каталонии 5-7 сентября 1936 г. предоставила местным организациям право самим решать, насколько на местах могут быть осуществлены анархистские принципы.
Полпредство СССР сообщало в НКИД, что у большинства кулаков земля отобрана. Кулаками считаются те, кто применяли наемный труд круглый год .
Как писал в письме Антонову-Овсеенко советский писатель И. Эренбург, посетивший Арагон, коллективизация была стихийной . При этом «Коммунисты не знали, как им себя вести. В некоторых деревнях они вместе с анархистами вначале уничтожали денежную систему. В других – они пытались отстаивать сохранение частной собственности на землю, что не было популярным среди крестьян Арагоны» . Где преобладали анархисты – была проведена полная коллективизация, где социалисты и коммунисты – коллективизация до 90% хозяйств, и без обобществления мелкого скота и птицы .
Первоначально движение коллективизации было поддержано и НКТ, и ВСТ, что было закреплено в соглашении арагонских организаций этих союзов 22 февраля 1937 г.: “НКТ и ВСТ поддержат и будут стимулировать свободно создаваемые коллективы, которые могут служить примером остальным рабочим и крестьянам” . Фактически это соглашение лишь подтверждало то положение, которое сложилось в июле-сентябре 1936 после первой волны коллективизации. Позднее центральные органы обеих федераций иногда отмежевывались от действий инициаторов коллективизации , хотя региональные органы профсоюзов оставались опорой коллективов до конца.
9 марта 1937 г. орган ИСРП «Аделанте» выступил за добровольную коллективизацию, которая должна охватить всех крестьян . В руках коллективов находилось около 9 миллионов акров земли. Большинством коллективов руководили анархисты. Но около 800 хозяйств из примерно 2500 находились под контролем социалистов, а в органах большинства коллективов социалисты присутствовали. Очаг движения располагался в Арагоне (около 450 коллективов), но движение охватывало провинции, в которых анархисты не находились у власти (Андалузия, Кастилия, Левант). Четыре пятых коллективов находились там . В Леванте, например, в коллективы объединились около 40% крестьян. Даже в Арагоне коллективизация не была тотальной – в коллективы вошло около 70% населения провинции .
Коллективы численностью 200-500 (реже от 30 до 5000) человек создавались на основе традиции крестьянских общин, хотя, говоря словами А. Переса-Баро, “только меньшинство понимало, что коллективизация означает возвращение к обществу, которое, исторически было экспроприировано капитализмом” .
Основная часть имущества в результате коллективизации становилась общей, работу вели совместно. Важнейшие решения принимались на общих собраниях, однако повседневное руководство осуществлялось лидерами коллективов. Ассамблеи решали множество вопросов – от строительства школы до определения хлебных рационов . Часто в ассамблеях участвовали и крестьяне, не вступившие в коллектив .
Ассамблея избирала административную комиссию (исполнительный комитет), регулярно (раз в неделю или в месяц) собиравшую ассамблею для решения важнейших вопросов. Члены комиссии руководили текущей работой коллектива. В уставе коллектива Тамарите де Литера говорилось, что “все обязаны выполнять инструкции ответственных делегатов, полученные на предварительной встрече перед работой” под угрозой исключения из коллектива . Формально работник как истинный анархист мог отказаться от выполнения указания менеджера до начала работы, но, дав согласие, должен был держать слово. Это считалось уже проявлением не власти, а самодисциплины.
Помимо органов самоуправления коллективов в Арагоне сохранялись и местные органы власти. Так, в коллективизированном селении Альмагро анархисты заняли только 6 из 15 мест в местном муниципальном совете . Верховным органом был Арагонский Совет во главе с анархистом Аскасо.
В коллективы, как правило, входили крестьяне нескольких селений. Часть крестьян коллективизированного села в коллектив не входила, продолжая вести индивидуальное хозяйство. В этих случаях крестьяне как правило участвовали в некоторых мероприятиях коллектива (что определялось специальными договоренностями), имели кредит в коллективных лавках, участвовали в потребкооперации . Наемный труд в Арагоне был запрещен даже в индивидуальных хозяйствах .
Крестьян привлекали в коллектив как выгоды совместного ведения хозяйства в тяжелых условиях войны (прежде всего в области товарообмена и культурной жизни, которые обеспечивались и поддерживались структурами НКТ) , а также идеологическое (в отдельных случаях – и принудительное) давление анархистов. Однако говорить о насильственном характере коллективизации как в СССР, в Испании не приходится – коллективы развивались и в тех регионах, где влияние анархо-синдикалистов не было доминирующим – в Леванте и Кастилии. Участник коллективизации М. Рохо считает основными ее мотивами также оказание помощи фронту (коллективы были удобной формой для организации снабжения) и установление “социального равенства”, к которому стремились крестьяне в это время .
Большинство коллективов отменило деньги и ввело уравнительное распределение. Часть потребления осуществлялась коллективно. Так, например, в Муньесе по субботам и воскресеньям для всех крестьян сервировали столы для питья кофе. Бесплатно, а иногда и неограниченно выдавался хлеб, оливковое масло, мясо, подчас и вино (что не мешало анархистам бороться с пьянством и закрывать трактиры). Ограничение потребления “по потребностям” обеспечивалось все тем же моральным давлением коллектива, по образцу отношений в семье. Но изъяны коммунистических принципов, на которых объединялись крестьяне, скоро дали себя знать. “Люди выбрасывали хлеб, потому что могли получить его свободно, – вспоминает М. Рохо, – Это была трагедия для нас, приверженцев либертарного общества, но мы столкнулись с этим” . В итоге коллективам пришлось вводить хлебные рационы или собственные деньги. Иногда это были карточки, позволявшие приобретать определенные продукты . Иногда работникам выплачивалась небольшая зарплата для удовлетворения тех индивидуальных нужд, которые выходили за рамки общедоступного минимума.
Вспоминает участник коллективизации Маргелли: “С детства мы читали анархистских мыслителей, которые писали, что в деньгах – корень зла. Но у нас не было идей по поводу происшедших теперь трудностей… И введение собственных денег в каждой деревне только добавило путаницы…” . Непроработанность в программе испанских анархо-синдикалистов конкретных, “минималистских” проблем, которые постоянно возникали при столкновении с жизнью, тяжело сказывалась на реформах. Но тем не менее привлечение большого количества людей к поискам выхода из каждой тупиковой ситуации, возможность опробовать в каждом коллективе свой собственный вариант развития, гибкость системы коллективов – все это давало возможность на протяжении всей истории испанской коллективизации избегать серьезного социально-политического или экономического кризиса, подобного “издержкам” коллективизации в СССР.
Даже переход к системе собственных денег коллективов далеко не везде вызывал “добавочную путаницу”. Секретарь коллектива в городке Муньес Х. Вальенте объяснял А. Сухи: “Деньги, выпущенные городом, не зависят от денег, выпущенных государством. Новые городские деньги не являются средством инфляции – только обмена… По необходимости, – добавляет Сухи, – местные деньги обменивались на национальную валюту. Но для этого должны были быть веские причины…” .
Ячейкой коммунальной демократии были бригады числом в несколько человек. Здесь крестьяне вместе трудились и вечером обсуждали производственные планы на завтрашний день, вопросы распределения и т.д.
Попытка полного обобществления собственности и ликвидации товарообмена в Арагоне столкнулась не только с трудностями в сфере обмена, но и с бригадным эгоизмом. Здесь, как и в городе, преуспевающие коллективы не хотели содержать “лодырей”. По словам участника коллективизации Л. Мартина “каждая рабочая группа в конечном счете руководствовалась своим собственным интересом” . Конкуренция внутри коллективов дополнялась конкуренцией между ними. Началось расслоение коллективов на преуспевающие и беднеющие. По заветам П. Кропоткина работники должны были добровольно обмениваются продуктами труда на безвозмездной основе . Реальный социализм по-анархистски оказался ближе к идеям М. Бакунина об обществе самоуправляющихся коллективов, в котором существуют не только моральные стимулы к труду, но и принуждение голодом для “лодырей” , как в рыночном обществе.
Но рыночные отношения, сохранявшиеся в коллективизированном секторе в тех или иных формах, всегда ограничивались и регулировались. Работа коллективов Арагона, где движение было самым массовым, координировалась Арагонским советом и Федерацией коллективов Арагона, в которую входило 24 кантональных федерации, 275 селений и 141430 человек . Федерация располагала фондом продуктов, осуществляла связь с рынками, регулировала перетоки рабочей силы в случае возникновения ее излишков и недостатка, организовывала инновационный процесс и рациональное землепользование, вела культурно-просветительскую работу . Кантональные федерации поддерживали связи с промышленностью без торговых посредников. Крестьянские федерации и Арагонский совет вели самостоятельные внешнеторговые операции – например, торговали шафраном .
14-15 февраля 1937 г. в Каспе был проведен конгресс Федерации коллективов. В нем приняли участие 600 делегатов от 300 тысяч членов из 500 коллективов. “Это была значительная цифра, если учесть, что все население республиканского сектора Арагона составляло 500 тысяч человек. Фактически конгресс, на котором была основана Федерация коллективов Арагона, представлял большинство населения региона”, – считает В. Дамье . В ноябре 1937 г. была создана Национальная федерация коллективов, призванная координировать движение в масштабах всей Испании.
Экономическое значение работы коллективизированного сектора для Испанской республики было очень велико. Коллективы производили около половины зерна, поступавшего в города Испании и шедшего на экспорт . По мнению участника коллективизации в Алосе средний уровень жизни был таким же, как и до войны, но положение социально уязвимых слоев – значительно лучше . В то же время Ф. Буркено, посетивший Арагон, считал, что “концепция нового порядка, которая осуществляется здесь, последовательно аскетична” . Впрочем, содержание, выплачивавшееся в коллективах (4-12 песет в день), было выше, чем прежняя зарплата сельскохозяйственного рабочего (2,8-3,5 песеты в день) . Так, например, в Альканисе платили 10 песет в день при стоимости килограмма мяса 4,5 песеты .
Однако в большинстве случаев коллектив обеспечивал, как и в городе, более высокий уровень культурной жизни, нежели до коллективизации, концентрируя средства на просветительских программах. Иногда средств хватало и на модернизацию производства .
Даже скептический наблюдатель, такой как И. Эренбург, признавал: «Население, привыкшее к очень низкому уровню жизни, в большинстве не страдает от установленного режима» .
Для вхождения в коллективы не существовало имущественных ограничений – в движении участвовали и зажиточные крестьяне. Противник коллективизации Э. Сеговия, посещавший Арагон, встречался с богатым крестьянином, вступившим в коллектив. “”Как вы стали коммунистом?” – спросил я. У него было вдосталь земли, вина, оливкового масла, чтобы жить комфортабельно. “Почему? Потому что здесь создана наиболее гуманистичная система”. В Мас де лас Матас она работала действительно хорошо. Я помню, они послали человека, который страдал от язвы, лечиться в Барселону. Это стоило ему 7000 песет – значительная сумма по тем временам, гораздо больше, чем этот человек мог бы потратить сам…” Собственник магазинчика, оставшийся работать в нем после коллективизации, говорил А. Сухи: “Я не должен волноваться по поводу отдачи приказов. Я получаю достаточно средств на жизнь. Коллектив заботится обо всем. Я работал раньше. Работаю и сейчас” . А. Пратс писал об участнике коллектива: “Все службы коллектива в его распоряжении. От рождения и до смерти он защищен коллективом” . По словам Г. Эсенвейна “характеристикой большинства коллективов, например, было сильное чувство социальной солидарности… Существовало также сильное стремление к образованию, некоторые коллективы впервые предприняли усилия к созданию школ, особенно в отдаленных деревушках, где люди веками были лишены базового права на образование” .
В тех коллективах, где не было существенных противоречий, порядок поддерживался специально выбранным человеком, своего рода “шерифом”. А. Сухи подчеркивает благополучную криминальную ситуацию в местах, где ему довелось побывать .
Как правило, коллективизация не была насильственной, но моральное давление общины было сильным фактором, который заставлял крестьян, еще не вошедших в коллектив, склоняться к участию в коллективизации, чтобы быть “как все”. Несмотря на то, что региональная конференция НКТ приняла специальное решение о недопустимости принудительного вовлечения крестьян в коллективы , моральное давление играло очень большую роль. Участник коллективизации в Мас де лас Матас Э. Маргелли вспоминает: “Наш следующий шаг был ошибкой – наибольшей, как я сейчас считаю. Мы обязали “правых” присоединиться. Мы принуждали их морально, не физически, но все же принуждали” .
Казалось, что после того, как сомневающиеся войдут в коллектив, они сразу же поймут преимущества нового образа жизни, и дело пойдет быстрее. На деле принуждение имело мало смысла, так как вовлеченные в общину таким образом работали мало и “сидели на шее у коллектива” . Поэтому многие коллективы отказывались от вовлечения в эксперимент несогласных, устраивая экономическое соревнование с индивидуалистами .
Практически нигде движение не вызывало сопротивления крестьян. Только однажды в небольшом селении Фатарелла между мелкими собственниками и коллективистами произошло столкновение .
Г. Леваль был свидетелем обсуждения на ассамблее вопроса о выходе группы крестьян из коллектива. Само право на выход не подвергалось сомнению, и обсуждался лишь вопрос о порядке пользования инфраструктурой коллектива индивидуалистами .
Физическое воздействие на несогласных с коллективизацией иногда оказывали заезжие неконтролируемые вооруженные группы, но местные сторонники коллективизации могли добиться своего, только если имели поддержку большинства крестьян. В отличие от коллективизации в СССР, на их стороне не было постоянно присутствующей государственной поддержки. Однако в отдельных коллективах устанавливались диктатуры пришлых радикалов. Об одной из таких ситуаций вспоминает Х. Авила: “Это не был режим террора, Вы не можете это так назвать. И все же мы повидали вещи, которых мы раньше не видели. Что за вещи? Расстрелы. Некоторые после суда, некоторые – без. И поэтому все вынуждены были делать то, что ОНИ скажут” .
Рейды городских анархистов, пытавшихся форсировать коллективизацию, резко критиковались лидерами НКТ. Х. Пейро писал: “революционные “знаменосцы” уже прошли через деревню. Для ее освобождения? Для того, чтобы помочь ее освободить? Нет, они прошли через деревню, чтобы грабить тех, кто годами и веками был ограбляем людьми, побежденными революцией” . Осуждение радикалов анархо-синдикалистами и всеобщее вооружение крестьян не давали “знаменосцам революции” развернуться, и в большинстве районов, охваченных коллективизацией, власть оставалась в руках местного крестьянского самоуправления.
Идеологи анархистов считали, что оружие в руках крестьян защитит их от набегов со стороны. В «Идеас» 22 апреля 1937 г. говорилось: «Трудящиеся, сохраняйте оружье! И когда на соседнюю деревню нападают наемники, весь окружной народ должен бежать им на помощь» .
Массовую поддержку коллективизации и ее добровольный характер для большинства крестьян подтверждает и тот факт, что после поражения анархо-синдикалистов в столкновении с коммунистами в мае-августе 1937 г., когда никакой возможности применять насилие в отношении противников анархистов не было, массовое движение аграрных коллективов продолжалось и даже расширялось.
Конечно, логика власти и привилегий засасывала некоторых местных лидеров-анархистов. Комфортабельные условия, которые создали себе лидеры Арагонского совета, например, подорвали их авторитет и облегчили впоследствии разгон этого органа . Но в большинстве своем вожди анархо-синдикализма оставались пуританами.
Коллективизация дала хороший эффект и в масштабах всей страны. Положение с продовольствием весной 1937 г. заметно улучшилось, расширялись посевные площади, что признавали и противники анархистов . Успехи и неудачи конкретных коллективов зависели от их лидеров, но в целом движение, явочным порядком ликвидировавшее налоговый гнет, латифундизм и мелкое парцеллярное хозяйство, показало свою жизнеспособность.
Подводя итоги испанской коллективизации отметим, что она имела мало общего с коллективизацией в СССР. Можно согласиться с мнением исследователя арагонского аграрного эксперимента Г. Келси о том, что “несмотря на воздействие войны, угрозу международных санкций и противодействие основных политических групп, республиканского правительства и даже Национального комитета НКТ, арагонские сельские активисты нашли возможность в состоянии коллапса существующего социального и политического порядка организовать новое, демократическое общество” .
*
Перелом в развитии Испанской революции произошел во время майских столкновений в Барселоне, когда стало ясно – стратегия анархо-синдикалистов и левых социалистов (кабельеристов) трудно совместима с этатизмом коммунистов и умеренных социал-демократов (приетистов). Президент М. Асанья, враждебно относившийся к синдикалистскому эксперименту, поддержал приетистов и коммунистов.
Правительство широкой антифашистской коалиции сменилось более узким по составу правительством Народного фронта во главе с Х. Негрином. Отсутствие лидеров крупнейших профсоюзных организаций в правительстве (сторонники Ларго Кабальеро продолжали сохранять свои руководящие позиции в ВСТ до осени) ослабляло координацию борьбы с франкизмом, но облегчало решение внутриполитических задач победившей группировки.
Правительство Негрина взяло курс на прекращение революционных преобразований. Социальная демократия сменилась авторитаризмом. Правда, это не помогло выиграть войну. Парализовав революцию, новое испанское руководство убьет стимулы самоотверженной борьбы за победу. Создание авторитарного режима вызвало разочарование среди широких масс, деморализовало республиканцев. Сплочения всех антифашистских сил не получилось.
В результате преобразований в Испании, прежде всего в Каталонии и Арагоне, возник новый сектор экономики, качественно отличавшийся как от капиталистического, так и от государственного – прежде всего развитой системой самоуправления и участия труженика в принятии производственных решений. Отрицательное отношение анархистской доктрины к “демократии” как многопартийной парламентской системе не помешало анархо-синдикалистам распространить демократию на сферу производства. Опираясь на профсоюзные структуры, анархо-синдикалисты и левые социалисты сделали практический шаг к ликвидации отчуждения производителя от средств производства. Но это был только шаг.
На место диктатуры менеджера пришла диктатура коллектива. Личность не была в достаточной степени защищена от коллективного диктата, за которым естественным образом скрывалось влияние лидеров коллектива (прежде всего профсоюзных вожаков из структуры НКТ) и почти религиозного воздействия анархистских догматов, противодействие которым могло рассматриваться как контрреволюция. Однако воздействие идеологии, разделявшейся значительной массой рабочих, играло и мобилизующую роль, в том числе на производстве.
Эффективность производства в синдикалистском секторе оценивают по-разному. Но она и была различной, так как синдикалистская экономика сама по себе была весьма многообразной. По словам Г. Джексона, “где сырье было доступно, где рабочие были горды и умелы в обслуживании своих машин, где благоразумная часть персонала симпатизировала революции, фабрика работала успешно. Где сырья было мало, где не могли найти запчастей, где соперничество НКТ и ВСТ разделяло рабочих, и где политические цели ставились выше работы, там коллективные предприятия терпели неудачи” .
Синдикалистская экономическая модель существенно отличалась от капиталистической или государственно-социалистической экономики не только по формальным признакам, но и в конкретных экономических проявлениях, например – в реагировании на кризисные условия. Так, например, кризис сбыта из-за потери рынков (половина Испании и часть зарубежных стран) приводил не к росту открытой или скрытой безработицы, а к уменьшению рабочего дня. Инвестирование шло прежде всего не в индустриальные, а в культурные проекты. Обеспеченное синдикатами снижение цен на билеты в учреждениях культуры привело к массовому притоку зрителей . Благодаря революции, многие рабочие и крестьяне впервые смогли посетить театр и кино. Количество детей, обучавшихся в школах Барселоны, возросло с июля 1936 г. по июль 1937 г. с 34431 до 116846 196. Так закладывались основы культурного процесса, который даст результаты десятилетия спустя.
Однако модель самоуправления и производственной демократии, координируемой профсоюзами и полугосударственными общественными структурами, не устраивала представителей других политических сил. В 1937 г. это привело к резкому обострению политической борьбы в республиканском лагере.
Анархо-синдикалистам удалось создать относительно эффективно функционирующую и относительно демократическую социальную систему (насколько это возможно в условиях гражданской войны). В условиях перехода к индустриальной системе “социального государства” – магистральной тенденции развития европейского общества 30-х гг., и тем более в условиях войны, переходное общество, созданное анархо-синдикалистами, не могло не быть частично огосударствленным (хоть это и противоречило радикальному анархо-коммунизму сарагоской программы). Перед лицом практики анархо-синдикалисты сразу стали “триентистами”, продолжателями дела Пи-и-Маргаля и его учителя Прудона в большей степени, чем раннего Кропоткина (в старости отец анархо-коммунизма тоже стал мудрее и умнее).
Рабочие НКТ и их лидеры создали новое государство – необычное в своем демократизме и связью с низовой организацией масс, в опоре на почву производственной и общественной демократии. По словам Р. Фрезера, “несмотря на ошибки на практике, декрет о коллективизации (в Каталонии распространено мнение, что он повлиял и на послевоенный югославский эксперимент) остается революционным памятником промышленного самоуправления. Несмотря на большие трудности, включая ожесточенную междоусобную политическую борьбу, рабочий класс Каталонии сохранил коллективизированное производство на протяжении тридцати месяцев войны” . Эффективность коллективизированного производства можно оценивать по-разному, но, по замечанию В. Ричардса, “еще никто из критиков не сообщил, что кто-то умер от голода” . Зато после свертывания анархо-социалистических реформ голод начался и с особой силой проявился при франкистах.
В условиях затяжной гражданской войны было неизбежно усиление авторитарных тенденций в Испании в целом и в синдикалистском движении в частности. Но анархо-синдикалистская и лево-социалистическая идеология смягчала уровень авторитаризма. Анархо-синдикалистский эксперимент в Испании представлял собой демократическую и социалистическую альтернативу как коммунизму, так и традиционалистскому авторитаризму.
В череде событий мировой истории 30-х гг., когда узкая каста политических лидеров решала судьбы миллионов людей, события в Испании отличаются тем, что история делалась “снизу”, и простые люди дерзнули обустраивать свою жизнь по-своему, и сопротивляться приказам “начальств”. Поэтому, несмотря на всю кровь и грязь, которой в истории Испанской республики тоже хватало, ее лидеры всерьез считались с волей “низов”. Это редко случается и дорогого стоит.
http://www.soviethistory.ru/socialism/a-29.html
ссылки по теме:
Створено синдикалістську профспілку – Автономна спілка трудящих
Классы, эксплуатация, классовая борьба
Алексей Боровой. Социальная философия революционного синдикализма
Синдикализм: мифы и реальность
